Мне светят ваши глаза...
Зал Итальянской оперы был переполнен. В партере и ложах собрался весь аристократический бомонд Санкт-Петербурга, сверкали аграфы и диадемы у дам, отсвечивали золотом офицерские эполеты, фрачные манишки господ баронов, графов и князей, занимавших первые ряды, соревновались между собой в белоснежности.
Со сцены объявили:
- Ария леди Макбет в сцене лунатизма из четвёртого акта оперы Джузеппе Верди «Макбет»!
Зал затих. Занавес медленно поднялся, в полутьме выступили очертания алькова на возвышении, стены королевской спальни были обтянуты шпалерами, пол устилали медвежьи шкуры, сбоку мрачно зияла огромная пасть холодного камина.
В глубине комнаты открылась дверь и вошла женщина с закрытыми глазами, она держала массивный подсвечник, горящие свечи которого осветили всё вокруг. Вытянув свободную руку и идя ощупью, она поставила подсвечник на комод у задней стены.
Как сомнамбула, медленно бродила леди Макбет по комнате, натыкаясь на мебель, но вот внезапно остановилась. Подняв рукава ночной рубахи и свесив длинные волосы с поникшей головы, она начала делать странные движения белыми, прекрасными руками, как будто желая стереть и стряхнуть с них грязные пятна, мимикой показывая своё отвращение и гадливость.
И вдруг раздались первые звуки голоса певицы.
Сначала они поразили слушателей в зале странным тоном тихого скрежета, словно с трудом исторгались из древнего, заржавленного инструмента. Первые минуты голос леди Макбет был мрачным, резким, отрывистым, с тембром мужского баса, в нем чудилось даже нечто страшное, дьявольское.
Но через несколько тактов голос окреп и полились низкие звуки контральтового тембра такой мощности и красоты, такого трагизма, проявляя такую неистощимую силу её лёгких, что у слушателей захватывало дух.
- Как ещё можно было добыть для Макбета трон Шотландии, не убив её короля Дункана? – Грозно, на низких тонах вопрошала уродливая и злая королева. Постепенно низкие звуки контральто, затихая, стали сменяться меццо-сопрановым тембром голоса певицы, в нём стали звучать яркие переливы то нежности и ласки, то жалобы, то страха и ужаса.
Несчастная! Она продолжала тереть и встряхивать руки, но никак не могла уничтожить следы преступления.
И когда прозвучал трагический речитатив королевы шотландцев леди Макбет:
- Никакие ароматы Аравии не сотрут запаха крови с этих маленьких ручек…
Мурашки по коже пробежали у слушателей от этого необычайного голоса и трагической сцены, которую сыграла актриса.
Через несколько минут перерыва была объявлено:
- Сцена урока пения Розины из оперы итальянского композитора Россини «Севильский цирюльник»!
И перед зрителями появилась совсем другая, разительно несхожая с леди Макбет, женщина и певица: своенравная и остроумная кокетка, лукавая притворщица и насмешница, непостоянная и стремительно меняющаяся героиня любовных приключений.
Декольтированное платье с юбками из тёмно-вишнёвого воздушного шёлка дополняли атласные ленты в волосах и на талии, перчатки выше локтя и туфельки того же цвета.
И всё это легко и игриво порхало, развевалось, взлетало в воздух, когда Розина, весело пританцовывая, демонстрировала перед графом Альмавивой, переодетым в учителя пения дона Алонсо, необычайный диапазон своего голоса и красоту его звучания.
Но окончательно эта певица поразила и покорила слушателей Петербургской Итальянской оперы тем, что в сцену урока пения Розины из оперы «Севильский цирюльник» она неожиданно включила романс русского композитора Алябьева «Соловей».
Знаменитая европейская певица поёт русского «Соловья»!
Зал шумел и аплодировал.
Она пела «Соловья» так виртуозно и выразительно, с такими искусными модуляциями и колоратурными трелями, что слушатели были потрясены и пришли в полное восхищение.
А ведь колоратура обычно исполнялась высоким, легким и подвижным женским сопрано, а тут звучало низкое меццо-сопрано и певице, хотя и было труднее, но тем выше был класс её искусства.
Зал взорвался аплодисментами, криками «Би-и-ссс! Браво-о-о!», даже топотом ног, корзины цветов выносили одну за другой на сцену к ногам певицы.
Затем она исполнила сложнейшую, потому редко исполняемую, арию Ромео из оперы Беллини «Капулетти и Монтекки», написанную композитором специально для женского меццо-сопрано, подражающего и похожего на голос юноши.
Эта ария в финале оперы, когда Ромео в склепе видит «умершую» Джульетту, была исполнена с такой скорбью, так искажены горем были её черты, её взгляд, тон голоса менялся от высокого фальцета до низкого баса, переходил в экспрессию гнева, что глаза многих слушателей туманили слёзы.
В одном из кресел второго ряда партера сидел молодой человек крупного телосложения в нелепой напряжённой позе, наклонившись вперед, вцепившись руками в свои колени, приоткрыв рот и восторженно глядя на сцену, не помня себя и забыв всё на свете, весь превратившись в слух.
Иногда губами, бровями, мышцами лица повторяя мимику певицы.
В какой-то миг он очнулся и поймал себя на том, что машинально повторяет плечами и руками движения артистки, приоткрывает рот, когда певица поёт низкое fa в малой октаве, а ноги отбивают такт её колоратурных пассажей.
Он, необыкновенно впечатлительный и эмоциональный человек, был так поражен необычайным голосом певицы, её артистическим перевоплощением то в трагическую леди Макбет, то в кокетливую насмешницу Розину, то в убитого горем Ромео, так поражен её красотой, вдохновением, что восторг не оставлял его.
Волнующий голос певицы пронзил его душу, стал настоящим наваждением, он просто растворился в каскаде виртуозных звуков, то весёлых, подражающих птичьим трелям, то терзающим душу.
Возникло неодолимое желание приблизиться к ней, видеть это чудо вблизи, и ни о чём другом несколько дней он и думать не мог, пока их не представили друг другу.
Это - уже знаменитая к своим 22 годам, певица Полина Виардо – испанка, дочь и ученица испанского певца и педагога Мануэля Гарсиа, и русский поэт и писатель, 25-летний Иван Сергеевич Тургенев.
Представил Тургенева Полине Виардо 1 ноября 1843 года её муж – Луи Виардо, на 21 год старше жены, директор Итальянской оперы в Париже, который познакомился с Иваном Сергеевичем на охоте.
Но Полина при знакомстве не выделила Тургенева среди массы петербургских поклонников, желавшими быть ей представленными.
Однако присутствие его на каждом её концерте в домах петербургской аристократии, в Итальянской опере, его восхищение, его море цветов на сцене, в артистической уборной, в гостинице, бесконечные оригинальные бонбоньерки и ценные подарки, обратили внимание Полины на этого высокого, худощавого, красивого русоволосого молодого мужчину, не сводившего с неё глаз.
Полина вскоре почувствовала - он не просто очередной поклонник её таланта, а что он теряется при ней и в то же время ищет возможность стоять рядом, ищет её общества, смотрит на неё влюблёнными глазами, от него к ней источается никому невидимая эманация любви.
Когда гастроли Полины Виардо в России кончились, Тургенев вместе с семейством Виардо уехал в Париж, где пробыл два года. Уехал против воли матери, почти без денег, ещё не известный в Европе.
В конце 1845 года возвратился в Россию, но через год, узнав о выступлениях Полины Виардо в Германии, вновь едет к ней и сопровождает, а лучше сказать – мечется, за своей любимой по разным странам, столицам и городам во время гастролей.
Ивана Сергеевича толкала непреодолимая сила и желание слышать волнующий голос этой женщины снова и снова, присутствовать на её репетициях, участвовать в её жизни. Он не мог жить без неё.
Хоть она была некрасива, но её обаяние действовало на Ивана Сергеевича как дурман, колдовство, и так продолжалось долгие годы.
Как преображалась эта женщина при пении!
Сглаживались мужские черты лица, появлялся румянец, глаза зажигались вдохновением и поражали блеском, шея вытягивалась, поза становилась грациозной.
А когда раздавались переливы её низкого, глубокого, чарующего голоса, то можно было забыть обо всём. И дело было не только в удивительном голосе Полины, а еще в её артистизме.
Каждая ария, каждый романс, каждое выступление всегда были маленькими трагическими или комическими спектаклями, не с наигранными или надуманными, а с совершенно естественными движениями, мимикой, сценками.
Но и в обыденной жизни Полина была очаровательна.
Всегда увлекательная, интересная, умная собеседница, знавшая несколько европейских языков, гастролируя в разных странах, она собирала вокруг себя самых известных людей того времени.
Так французская писательница Жорж Санд изобразила Полину Виардо в образе Консуэло в одноимённом романе, а поэт Альфред Мюссе писал об исполнении ею партии Дездемоны в опере Россини «Отелло»:
Она была во всём подобьем стона,
Что из груди извлечь способна лишь печаль,
Предсмертный зов души, которой жизни жаль.
Так пела перед сном последним Дездемона…
На сцене и в быту – бодрая, энергичная, трудолюбивая, никогда не унывающая, Полина, как магнитом, притягивала к себе окружающих, была незабываемой женщиной. Да к тому же ещё и прекрасной пианисткой, композиторшей, художницей.
Полина Виардо была достойной подругой выдающегося русского писателя. Только с ней он был счастлив.
Эта загадочная, такая разносторонняя, притягательная женщина сумела на всю жизнь приковать к себе писателя. Полина заботилась о нём, она понимала его душу и сопереживала ему, была в курсе всех его дел.
Их роман длился 40 лет. Она заменила Тургеневу всё и вся: родных, друзей, семью, которую он так и не создал.
По собственной инициативе Полина взяла на воспитание незаконную дочь Тургенева от крепостной девушки, рождённую ещё до встречи с нею, предполагается также, что сын Полины – Поль был плодом их любви.
«Ах, мои чувства к вам слишком велики и могучи. Я не могу жить вдали от вас, – я должен чувствовать вашу близость, наслаждаться ею, – день, когда мне не светили ваши глаза, – день потерянный» - горячо, не скрывая своих чувств, писал Иван Сергеевич в одном из писем к Полине.
С конца 50-х годов он постоянно жил с семьёй Виардо в Париже, в их имении в Буживале, в Баден-Бадене. Там же были написаны большинство его произведений, первой читательницей которых была Полина Виардо.
Луи Виардо перевёл на французский язык большинство произведений Тургенева и они стали известны в Европе. В доме Виардо в 1883 году Тургенев и умер в возрасте 65 лет, оставив ей значительную часть своего состояния, в том числе, кольцо - талисман А.С.Пушкина и медальон с волосами великого поэта, которые Полина возвратила России.
Как писал известный в то время общественный деятель, академик А.Ф.Кони - в душу Тургенева восторг вошёл до самой её глубины и остался там навсегда, повлияв на всю личную жизнь этого однолюба.
Со сцены объявили:
- Ария леди Макбет в сцене лунатизма из четвёртого акта оперы Джузеппе Верди «Макбет»!
Зал затих. Занавес медленно поднялся, в полутьме выступили очертания алькова на возвышении, стены королевской спальни были обтянуты шпалерами, пол устилали медвежьи шкуры, сбоку мрачно зияла огромная пасть холодного камина.
В глубине комнаты открылась дверь и вошла женщина с закрытыми глазами, она держала массивный подсвечник, горящие свечи которого осветили всё вокруг. Вытянув свободную руку и идя ощупью, она поставила подсвечник на комод у задней стены.
Как сомнамбула, медленно бродила леди Макбет по комнате, натыкаясь на мебель, но вот внезапно остановилась. Подняв рукава ночной рубахи и свесив длинные волосы с поникшей головы, она начала делать странные движения белыми, прекрасными руками, как будто желая стереть и стряхнуть с них грязные пятна, мимикой показывая своё отвращение и гадливость.
И вдруг раздались первые звуки голоса певицы.
Сначала они поразили слушателей в зале странным тоном тихого скрежета, словно с трудом исторгались из древнего, заржавленного инструмента. Первые минуты голос леди Макбет был мрачным, резким, отрывистым, с тембром мужского баса, в нем чудилось даже нечто страшное, дьявольское.
Но через несколько тактов голос окреп и полились низкие звуки контральтового тембра такой мощности и красоты, такого трагизма, проявляя такую неистощимую силу её лёгких, что у слушателей захватывало дух.
- Как ещё можно было добыть для Макбета трон Шотландии, не убив её короля Дункана? – Грозно, на низких тонах вопрошала уродливая и злая королева. Постепенно низкие звуки контральто, затихая, стали сменяться меццо-сопрановым тембром голоса певицы, в нём стали звучать яркие переливы то нежности и ласки, то жалобы, то страха и ужаса.
Несчастная! Она продолжала тереть и встряхивать руки, но никак не могла уничтожить следы преступления.
И когда прозвучал трагический речитатив королевы шотландцев леди Макбет:
- Никакие ароматы Аравии не сотрут запаха крови с этих маленьких ручек…
Мурашки по коже пробежали у слушателей от этого необычайного голоса и трагической сцены, которую сыграла актриса.
Через несколько минут перерыва была объявлено:
- Сцена урока пения Розины из оперы итальянского композитора Россини «Севильский цирюльник»!
И перед зрителями появилась совсем другая, разительно несхожая с леди Макбет, женщина и певица: своенравная и остроумная кокетка, лукавая притворщица и насмешница, непостоянная и стремительно меняющаяся героиня любовных приключений.
Декольтированное платье с юбками из тёмно-вишнёвого воздушного шёлка дополняли атласные ленты в волосах и на талии, перчатки выше локтя и туфельки того же цвета.
И всё это легко и игриво порхало, развевалось, взлетало в воздух, когда Розина, весело пританцовывая, демонстрировала перед графом Альмавивой, переодетым в учителя пения дона Алонсо, необычайный диапазон своего голоса и красоту его звучания.
Но окончательно эта певица поразила и покорила слушателей Петербургской Итальянской оперы тем, что в сцену урока пения Розины из оперы «Севильский цирюльник» она неожиданно включила романс русского композитора Алябьева «Соловей».
Знаменитая европейская певица поёт русского «Соловья»!
Зал шумел и аплодировал.
Она пела «Соловья» так виртуозно и выразительно, с такими искусными модуляциями и колоратурными трелями, что слушатели были потрясены и пришли в полное восхищение.
А ведь колоратура обычно исполнялась высоким, легким и подвижным женским сопрано, а тут звучало низкое меццо-сопрано и певице, хотя и было труднее, но тем выше был класс её искусства.
Зал взорвался аплодисментами, криками «Би-и-ссс! Браво-о-о!», даже топотом ног, корзины цветов выносили одну за другой на сцену к ногам певицы.
Затем она исполнила сложнейшую, потому редко исполняемую, арию Ромео из оперы Беллини «Капулетти и Монтекки», написанную композитором специально для женского меццо-сопрано, подражающего и похожего на голос юноши.
Эта ария в финале оперы, когда Ромео в склепе видит «умершую» Джульетту, была исполнена с такой скорбью, так искажены горем были её черты, её взгляд, тон голоса менялся от высокого фальцета до низкого баса, переходил в экспрессию гнева, что глаза многих слушателей туманили слёзы.
В одном из кресел второго ряда партера сидел молодой человек крупного телосложения в нелепой напряжённой позе, наклонившись вперед, вцепившись руками в свои колени, приоткрыв рот и восторженно глядя на сцену, не помня себя и забыв всё на свете, весь превратившись в слух.
Иногда губами, бровями, мышцами лица повторяя мимику певицы.
В какой-то миг он очнулся и поймал себя на том, что машинально повторяет плечами и руками движения артистки, приоткрывает рот, когда певица поёт низкое fa в малой октаве, а ноги отбивают такт её колоратурных пассажей.
Он, необыкновенно впечатлительный и эмоциональный человек, был так поражен необычайным голосом певицы, её артистическим перевоплощением то в трагическую леди Макбет, то в кокетливую насмешницу Розину, то в убитого горем Ромео, так поражен её красотой, вдохновением, что восторг не оставлял его.
Волнующий голос певицы пронзил его душу, стал настоящим наваждением, он просто растворился в каскаде виртуозных звуков, то весёлых, подражающих птичьим трелям, то терзающим душу.
Возникло неодолимое желание приблизиться к ней, видеть это чудо вблизи, и ни о чём другом несколько дней он и думать не мог, пока их не представили друг другу.
Это - уже знаменитая к своим 22 годам, певица Полина Виардо – испанка, дочь и ученица испанского певца и педагога Мануэля Гарсиа, и русский поэт и писатель, 25-летний Иван Сергеевич Тургенев.
Представил Тургенева Полине Виардо 1 ноября 1843 года её муж – Луи Виардо, на 21 год старше жены, директор Итальянской оперы в Париже, который познакомился с Иваном Сергеевичем на охоте.
Но Полина при знакомстве не выделила Тургенева среди массы петербургских поклонников, желавшими быть ей представленными.
Однако присутствие его на каждом её концерте в домах петербургской аристократии, в Итальянской опере, его восхищение, его море цветов на сцене, в артистической уборной, в гостинице, бесконечные оригинальные бонбоньерки и ценные подарки, обратили внимание Полины на этого высокого, худощавого, красивого русоволосого молодого мужчину, не сводившего с неё глаз.
Полина вскоре почувствовала - он не просто очередной поклонник её таланта, а что он теряется при ней и в то же время ищет возможность стоять рядом, ищет её общества, смотрит на неё влюблёнными глазами, от него к ней источается никому невидимая эманация любви.
Когда гастроли Полины Виардо в России кончились, Тургенев вместе с семейством Виардо уехал в Париж, где пробыл два года. Уехал против воли матери, почти без денег, ещё не известный в Европе.
В конце 1845 года возвратился в Россию, но через год, узнав о выступлениях Полины Виардо в Германии, вновь едет к ней и сопровождает, а лучше сказать – мечется, за своей любимой по разным странам, столицам и городам во время гастролей.
Ивана Сергеевича толкала непреодолимая сила и желание слышать волнующий голос этой женщины снова и снова, присутствовать на её репетициях, участвовать в её жизни. Он не мог жить без неё.
Хоть она была некрасива, но её обаяние действовало на Ивана Сергеевича как дурман, колдовство, и так продолжалось долгие годы.
Как преображалась эта женщина при пении!
Сглаживались мужские черты лица, появлялся румянец, глаза зажигались вдохновением и поражали блеском, шея вытягивалась, поза становилась грациозной.
А когда раздавались переливы её низкого, глубокого, чарующего голоса, то можно было забыть обо всём. И дело было не только в удивительном голосе Полины, а еще в её артистизме.
Каждая ария, каждый романс, каждое выступление всегда были маленькими трагическими или комическими спектаклями, не с наигранными или надуманными, а с совершенно естественными движениями, мимикой, сценками.
Но и в обыденной жизни Полина была очаровательна.
Всегда увлекательная, интересная, умная собеседница, знавшая несколько европейских языков, гастролируя в разных странах, она собирала вокруг себя самых известных людей того времени.
Так французская писательница Жорж Санд изобразила Полину Виардо в образе Консуэло в одноимённом романе, а поэт Альфред Мюссе писал об исполнении ею партии Дездемоны в опере Россини «Отелло»:
Она была во всём подобьем стона,
Что из груди извлечь способна лишь печаль,
Предсмертный зов души, которой жизни жаль.
Так пела перед сном последним Дездемона…
На сцене и в быту – бодрая, энергичная, трудолюбивая, никогда не унывающая, Полина, как магнитом, притягивала к себе окружающих, была незабываемой женщиной. Да к тому же ещё и прекрасной пианисткой, композиторшей, художницей.
Полина Виардо была достойной подругой выдающегося русского писателя. Только с ней он был счастлив.
Эта загадочная, такая разносторонняя, притягательная женщина сумела на всю жизнь приковать к себе писателя. Полина заботилась о нём, она понимала его душу и сопереживала ему, была в курсе всех его дел.
Их роман длился 40 лет. Она заменила Тургеневу всё и вся: родных, друзей, семью, которую он так и не создал.
По собственной инициативе Полина взяла на воспитание незаконную дочь Тургенева от крепостной девушки, рождённую ещё до встречи с нею, предполагается также, что сын Полины – Поль был плодом их любви.
«Ах, мои чувства к вам слишком велики и могучи. Я не могу жить вдали от вас, – я должен чувствовать вашу близость, наслаждаться ею, – день, когда мне не светили ваши глаза, – день потерянный» - горячо, не скрывая своих чувств, писал Иван Сергеевич в одном из писем к Полине.
С конца 50-х годов он постоянно жил с семьёй Виардо в Париже, в их имении в Буживале, в Баден-Бадене. Там же были написаны большинство его произведений, первой читательницей которых была Полина Виардо.
Луи Виардо перевёл на французский язык большинство произведений Тургенева и они стали известны в Европе. В доме Виардо в 1883 году Тургенев и умер в возрасте 65 лет, оставив ей значительную часть своего состояния, в том числе, кольцо - талисман А.С.Пушкина и медальон с волосами великого поэта, которые Полина возвратила России.
Как писал известный в то время общественный деятель, академик А.Ф.Кони - в душу Тургенева восторг вошёл до самой её глубины и остался там навсегда, повлияв на всю личную жизнь этого однолюба.
