Вход Регистрация
ASHKELON.RU - Ашкелон | Израиль | Новости сегодня
четверг, 28 мартa 13:38


Василий Гроссман - трагический гений XX века

Статья из архива

История публикации великой эпопеи

Он на минуту очнулся и в мареве полусознания услышал тихое постукивание и приглушённый шелест. Об оконные стекла больничной палаты бились под сентябрьским ветром ветки и пожелтевшие листья близко стоящего дерева. Под ним стояла Мама, точь-в-точь такая, как на довоенном фото, которое он всегда носил с собой в портмоне последние 23 года. Она, не отрываясь, смотрела на него. Мама! И его сердце содрогнулось. Упал мрак. Только впереди сияло светлое пятнышко и оно медленно угасало. Он умирал, как все смертные люди. Вместе с ним гибла целая неповторимая и единственная вселенная, жившая в его мозгу и душе. В этот день навсегда замолк первый свободный голос, первый вестник свободы и доброты, вырвавшийся из зажатого советским террором рта.

Ему было всего 59 лет.

Сначала удалили почку, пораженную раком, но это не помогло, метастазы опутали лёгкие. Муки умирания продолжались и продолжались, этому не было конца.То впадая в забытьё после уколов, то приходя в сознание, даже и тогда были редкие минуты размышлений, он вспоминал, перебирал в памяти прожитые годы. Иногда думал, что жизнь прожита хорошо, не зря, он много успел, многое сделано и имя его не будет забыто. Но чаще непрошеные едкие слёзы застилали глаза, когда думалось, что жизнь его была слишком трагична, что удач, успехов, счастья не было ни в чём, что главный труд, которому он отдал много лет жизни, канул в небытие, никогда не увидит свет, пропал, уничтожен. Больнее всего терзало сознание, что он уходит оплёванным, поруганным, никому не нужным, забытым всеми. Однажды, вспоминая последние 20 лет своей жизни, писательское воображение нарисовало картину ожесточённой битвы его Судьбы с какой-то многотонной, безумной, взбесившейся машиной, которая десятилетиями злобно, с ненавистью ездила взад и вперёд по его судьбе, ломала и утюжила, подминала, давила в грязь, калечила его жизнь.

Но возвращавшаяся невыносимая боль затмевала всё, кашель с кровавыми пузырями вокруг рта гнал мысли.

В узкой, как коридор, палате Первой Градской московской больницы 14 сентября 1964г. мучительно умирал униженный и оскорблённый, одинокий и замалчиваемый, непризнанный по достоинству при жизни трагический гений 20 века - Василий Гроссман.

Этот пасынок времени, умирая, был одинок, подавлен до отчаяния, нищенски беден, затравлен, гоним.

* * *

В победные дни 1945 года в «Литературной газете» была опубликована статья Василия Гроссмана «Труд писателя». Это было обращение к писателям, собратьям по перу, с призывом - увековечить в своих произведениях для последующих поколений великую войну народа и его Победу, и в обращении были такие слова: «Вот и пришло время нашей ответственности. Отдаём ли мы себе отчёт в размерах и тяжести этой ответственности? Понимаем ли мы, что нам, никому иному, пришло время вступить в сражение с силами забвения, с медленным и неумолимым течением реки времени. Надо сохранить в памяти людей великое время».

И здесь, в этом обращении Гроссман определил свою личную жизненную цель и задачу, свой собственный, дальнейший путь в литературе, а значит и свою судьбу.

Гроссман написал глубоко правдивый и трагический по духу роман, самый губительный для советского строя - эпопею «Жизнь и судьба». Он создал великое произведение, грандиозную эпопею, где показал колоссальные масштабы подвига народа в военные годы, где впервые в литературе выявил и показал одинаково преступные черты сталинизма и гитлеризма, где философия произведения так глубока, а язык его так изощрён, так богат, так ярок, что равного этому произведению нет в 20-ом веке.

Он писал неприглаженную правду, показал жестокую и неприглядную изнанку советской жизни, показал - каких беспримерных мук и страданий стоила Победа. Так же, как раскалённая лава прёт из жерла вулкана, сметая и сжигая всё на своём пути, так и правда, неприкрытая , горькая, терзающая правда вышла из под пера Гроссмана, совершенно не считаясь с осторожностью, страхом перед осуждением и наказанием, инстинктом самосохранения, личной безопасностью, не оглядываясь на всевозможные запреты сталинской эпохи. Он заплатил за свой писательский подвиг, за свой творческий порыв, за этот акт мужества - дорогой ценой.

* * *

Февральский мороз рисовал замысловатые узоры на оконных стёклах, в просветах между ними были видны заснеженные ветки деревьев и провисшие под снегом провода. Василий Семенович Гроссман сидел, - в меховой безрукавке, старых галифе и ватных стёганках на ногах, - за своим письменным столом и что-то писал, когда услышал громкий стук в дверь квартиры. Он никого не ждал. Сердце ёкнуло и упало куда-то вниз. Вошли двое мужчин в заснеженных шапках и пальто, предъявили удостоверения, затем бумагу с печатью и подписями, без приглашения разделись и так же, без разрешения, по-хозяйски, стали рыться в бумагах письменного стола и в его ящиках. Гроссман разволновался, ходил за ними, спрашивал, в чём дело, что им здесь надо, почему они лезут в его бумаги, повысил голос. Один из пришедших вскоре спросил, где туалет, другой посоветовал выпить сердечные капли. Через небольшое время они потеряли интерес к бумагам на столе и потребовали выдать им, как один из них прочел по бумажке, папки с текстами и черновиками произведения «Жизнь и судьба».

- «Но для чего?... Что всё это значит?... Кому в КГБ понадобилось моё произведение? Назовите фамилию? Я ему отнесу сам... Зачем вам все копии?... К кому я должен обратиться?...»

На взволнованные вопросы Гроссмана они не отвечали. Василий Семенович отказывался выдать им папки, тогда они сами, обнаруживая опытность в этом деле, нашли в книжном шкафу сначала три папки с рукописью, затем несколько машинописных текстов романа, черновики и эскизы. Все это увязали в одну стопу бечевкой, затем стали требовать у Гроссмана подпись под заранее напечатанным на машинке текстом о неразглашении факта изъятия книги. Гроссман не подписал. Через пару дней выяснилось, что экземпляры романа «Жизнь и судьба» были изъяты также у главного редактора журнала «Новый мир» А. Т. Твардовского, также в редакции журнала «Знамя», куда Гроссман принес полгода тому назад свой роман для публикации. Впоследствии выяснилось, что главный редактор этого журнала Вадим Кожевников донес в ЦК компартии об антисоветском характере этого произведения, откуда и поступило в КГБ указание об изъятии книги. Кроме того, были конфискованы черновики романа и даже копирки у постоянной машинистки Гроссмана, а сама она вскоре бесследно исчезла. Всего было конфисковано тогда 16 экземпляров романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», которые в недрах КГБ СССР были уничтожены. Гроссман, не зная этого, написал письмо Н. С. Хрущеву, которое осталось без ответа.

«Я прошу вернуть свободу моей книге и прошу, чтобы о моей рукописи говорили и спорили со мной редакторы, а не сотрудники Комитета государственной безопасности. Нет смысла, нет правды в нынешнем положении - в моей физической свободе, - когда книга, которой я отдал свою жизнь, находится в тюрьме, - ведь я её написал, ведь я не отрекался и не отрекаюсь от неё. Прошло 12 лет с тех пор, как я начал работу над этой книгой. Я по-прежнему считаю, что написал правду, что писал я её любя и жалея людей, веря в людей. Прошу свободы моей книге».

Добиваясь возвращения книги, Гроссман записался на приём к «серому кардиналу» - тогдашнему идеологу КПСС, члену Политбюро ЦК КПСС Михаилу Суслову. На вопрос, когда роман «Жизнь и судьба» будет опубликован, Суслов ответил : «Через 200 лет!». Это было что-то новенькое в советской практике - арестовать и уничтожить роман! И это случилось в феврале 1961 года.

Но... как известно - «рукописи не горят»! И великая эпопея «Жизнь и судьба» В.С.Гроссмана, которую часто сравнивают с «Войной и миром» Л. Н. Толстого, была опубликована через 24 года после смерти писателя сначала на Западе, а затем в России в 1988 г. Россия узнала роман «Жизнь и судьба» от Запада.

Эта грандиозная эпопея была закончена писателем в 1959г. Первым её читателем был близкий, преданный друг Семен Липкин, который прямо высказал своё мнение: книга напечатана в СССР не будет, она антисоветская. Он предложил Гроссману, на всякий случай, оставить один машинописный зкземпляр рукописи ему, Семену Липкину, и хранил этот экземпляр на даче в дальнем Подмосковье. Еще одну рукопись в трех папках Гроссман отдал на хранение своему институтскому другу Вячеславу Лободе, и тот хранил эти папки в авоське, которую вывешивал за кухонное окно, если приходили гости или чужие люди. Через много лет после смерти писателя, находящийся в ссылке за свою правозащитную деятельность в г. Горьком академик Андрей Сахаров, в ванной комнате своей квартиры дважды перефотографировал страницы рукописи эпопеи «Жизнь и судьба», сохраненные С. Липкиным на его даче. А страниц было более тысячи двухсот. Затем известный писатель Владимир Войнович, которого выдворили из СССР, как диссидента, сумел тайно вывезти на Запад эти фотоплёнки из страны и роман был впервые напечатан на русском языке через 27 лет после его создания и 24 года после смерти писателя в городе Лозанна, Швейцария, а затем в годы перестройки, в 1988 году - в России.. Такова необычайная судьба этого великого произведения.

Но каково было этому человеку, писателю, осознавать, что главный труд его жизни, его гениальное произведение никогда не увидит свет? Каких душевных страданий и терзаний это ему стоило? Неужели та Правда, которую он хорошо знал, видел своими глазами, прочувствовал всем своим сердцем, которая потрясла его душу, никому не нужна, никогда не дойдет до совести и сознания людей?

* * *

Гроссман ушел на фронт в августе 1941 г. и демобилизовался осенью 45 г. Он видел всё, все ужасы войны, так как был мобилизован в качестве военного корреспондента всесоюзной армейской газеты «Красная звезда».

- «Я видел развалины и пепел Гомеля, Чернигова, Минска и Воронежа, взорванные копры донецких шахт, подорванные домны, разрушенный Крещатик, черный дым над Одессой, обращенную в прах Варшаву и развалины харьковских улиц. Я видел горящий Орел и разрушения Курска ...видел разорённую Ясную Поляну и испепелённую Вязьму...» /Статья «Памяти павших» 1946г. /

В Сталинграде Гроссман оставался от первых до последних дней сражения, до пленения Паулюса и его армии, решивших исход войны.

Обойдя Треблинский лагерь уничтожения, Гроссман писал в статье «Треблинский ад»: «И кажется, сердце сейчас остановится, сжатое такой печалью, таким горем, такой тоской, каких не дано перенести человеку». Эта статья, написанная писателем будто кровью сердца, была такой разительной силы, что распространялась отдельной брошюрой в качестве документа от обвинения на Нюренбергском процессе, где после войны судили нацистских военных преступников. Он видел рвы с тысячами трупов, расстрелянных стариков, детей, женщин, кровавые бойни и невероятные страдания людей.

В послевоенные годы, как писатель, он познал гонения и издевательства, когда пресса смешивала его с грязью, когда десятилетиями ему не давали печататься и жизнь его была скудной и тяжелой. Но он не спился неумно , безобразно и бездарно, как другие, он выстоял мужественно и стойко. Не боясь никого и ничего, он писал:

«Социализм ли это - вот с Колымой, с людоедством во время коллективизации, с гибелью миллионов людей? ...уж очень бесчеловечен был террор, уж очень велики страдания рабочих и крестьян.» / Из повести «Всё течет...» (1955 - 1963г.) /

Где черпал свои душевные силы этот человек, что помогало ему выстоять, не сломаться, не уйти в тень и поберечь свои силы и здоровье? Гроссман черпал свои душевные силы в осознании и уважении к своему таланту, который судьба так редко и непредсказуемо даёт человеку, а отсюда - он понимал, что должен, обязан выполнить свою писательскую миссию на земле.

К сожалению, эпопея «Жизнь и судьба», как и писатель Василий Семенович Гроссман, известные и читаемые во многих странах мира, позабыт в России и редко переиздаётся.

Первая фундаментальная биография Василия Семеновича Гроссмана была написана, к сожалению - не в России, а профессорами университета штата Аризона, США, - Джоном и Кэрол Гэрард в 1996 году, под названием : «Прах Бердичева. Жизнь и судьба Василия Гроссмана».

Другой профессор, Джефри Херф из Мерилендского университета, США, написал так: «... я бы пожелал россиянам вспомнить о писателе Василии Гроссмане, авторе романа «Жизнь и судьба». Этот роман имеет такое же значение для понимания Второй Мировой войны, какое имеет «Война и мир» Льва Толстого для понимания войны с Наполеоном в 1812 году. Гроссман был одним из немногих, кто сумел понять и описать с одной стороны ужасы нацистской диктатуры и Холокост, а с другой - правильно оценить жестокий характер сталинской диктатуры».

Лента новостей