Струйская
Статья была опубликована в 2007 году в европейских изданиях.
Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач...
Слева - Ф.Рокотов. Автопортрет, справа - Портрет А.П.Струйской
Где ты, друг Витька, читавший нам, мальчишкам, стихи, когда мы долгими летними днями купались в Волге, а затем, дрожа от холода, обсыхали и снова бросались в волны проходящего со стороны Каспия вверх или наоборот, вниз, на Каспий, танкера или траулера?
Мы потерялись... И я ничего не знаю о Витьке, Викторе Емельянове, одухотворенном парне из простой семьи, казавшегося нам странным, любившем стихи и читавшем нам, мальчишкам-бездельникам, Евтушенко, Рождественского, Щипачева, Бернса, Гейне, Заболоцкого, Северянина, Сашу Черного...
Знаю только, что увлек его своей любовью к авиации, и он из Астраханского института рыбной промышленности и хозяйства перевелся в авиационный институт, потеряв один год и сменив прибыльную в то время специальность инженера-холодильщика на романтическую авиационного инженера по системам управления.
Знаю также, что он участвовал в знаменитой команде КВН Рижского института инженеров гражданской авиации и стал чемпионом страны. А по окончанию института пошел служить в ВВС. Где ты, Витька?
...Однажды, еще в студенческие времена, помню, пропустив занятия, бродил по залам Третьяковки.
И, уже намереваясь уйти, прошел мимо показавшегося мне вначале ничем не примечательного на вид портрета, даже не удосужившись наклониться и прочитать фамилию автора - мол, приду в другой раз, все сразу все равно охватить невозможно.
Но что-то притянуло меня, словно я почувствовал на себе чьи-то глаза, будто кто-то смотрел мне в спину.
Я оглянулся... И встретился взглядом с красивой женщиной...
Глаза... Они словно выплыли на меня из витькиных стихов, туманного прошлого, которое было уже далеко, где-то там, за плечами, позади. Когда-то, на берегах детства, в компании друзей, многие из которых так и не выбрались на свободу из грабежей и постоянных драк, и их уже давно нет в живых, мне стыдно было признаться, что стихи мне... нравятся.
Я наклонился к медной табличке на портрете и прочел: «Федор Рокотов. Портрет А.П.Струйской. 1772. Холст, масло. 59.8x47.5 см».
И все встало на свои места!
Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?
Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза - как два обмана,
Покрытых мглою неудач.
Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.
Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.
Я все годы помнил стихи талантливого поэта Николая Заболоцкого, но не подозревал, что когда-нибудь встречусь с портретом Той, глаза которой не давали покоя поэту даже два столетия спустя...
Николай Алексеевич Заболоцкий (1903, Казань - 1958, Москва) - русский поэт, родился в семье агронома и сельской учительницы. В третьем классе сельской школы он уже «издавал» свой рукописный журнал и помещал там собственные стихи.
В 1913-1920 учился в реальном училище в провинциальном Уржуме Вятской губернии, увлекался историей, химией, живописью...
В 1920 году, после училища, поступает на медицинское отделение Московского университета. Но любовь к поэзии взяла верх - бросает университет и переезжает в Петроград и поступает на отделение языка и литературы Пединститута имени Герцена.
В 1926 году Заболоцкий пишет первые свои настоящие поэтические произведения. К этому же времени относится его увлечение живописью Филонова, Шагала, Брейгеля, Ларионова. Он учится необычному: видеть мир глазами художника. В 1927 году вместе с Даниилом Хармсом и несколькими сподвижниками создает литературную группу в традициях русского футуризма. В 1938 году поэт репрессирован, в 1944 - освобожден.
Заболоцкий широко известен также как замечательный переводчик грузинской литературы - \"Слова о полку Игореве\", классиков грузинской поэзии - Ш.Руставели, Д.Гурамишвили, Гр.Орбелиани, И.Чавчавадзе, А.Церетели, В.Пшавелы.
Трудно сейчас определить - кому посвятил Николай Заболоцкий свои стихи - самобытному художнику-портретисту Федору Рокотову или богини его жизни Александре Петровне Струйской. Мы об этом, наверное, уже никогда не узнаем.
Одно можно с уверенностью сказать - Александра Петровна Струйская пленяла своей загадочной внешностью не только окружающих вельмож, не только своего, души не чаявшего в ней, мужа, но и покорила художника простого происхождения Федора Рокотова. Правда, к тому времени он был уже академиком живописи.
Федор Степанович Рокотов (1735-1808) - родился в селе Воронцово (ныне на Юго-Западе Москвы, между Ленинским проспектом и улицей Новаторов) в семье крепостных. Записан был как «вольнорожденный», и, по мнению историков, был незаконным «хозяйским» ребенком, то есть, сыном князя П.И.Репнина.
Талантливого юношу Федора Рокотова известный меценат граф Шувалов, покровитель просвещения и искусств в России и один из основателей Академии художеств, рекомендует в Петербургскую Академию художеств, которую тот успешно закончил и вернулся в родную Москву.
Федор Рокотов создал свой оригинальный стиль и тип портрета - камерный интимный, и положил начало эпохи портретов в русской живописи.
Суть стиля - передача не только внешности, но и внутреннего мира человека, теплоту его души, качеств, сути. Герои его портретов словно выступают из пелены тайны человеческой жизни - загадочные, будто окутанные дымкой, со слегка размытыми лицами.
А какие богатые оттенки и тона! Какие изысканные цветовые сочетания! Флер, намек на некую, одному автору известную интимность... И ничего показного, эффектного, броского... И главное - желание художника буквально выпятить внутреннюю красоту человека. Как писал его современник, «Рокотов с удивительным мастерством умел передавать не только «вид лица», но и «нежность сердца».
И высшая знать того времени приняла новый стиль, по тем временам – революционный, и, несмотря на молодость, Федор Рокотов завоевал популярность в кругах вельможной петербургской знати.
Ф.Рокотов. Слева - Великий князь Павел Петрович в детстве. 1761, справа - Петр Федорович, в будущем Петр III. 1763
Его часто приглашали ко двору.
В 1758 году он написал портрет великого князя Петра Федоровича (будущего Петра III), а 3 года спустя, в Петергофе, Рокотов изобразил на холсте портрет 7-летнего Павла Петровича, будущего императора Павла I.
Изобразил капризным, непоседливым, но никак не позирующим.
И в то же время официальным - в красном гвардейском мундире, с голубой лентой ордена Андрея Первозванного, в отороченной горностаем мантии.
Есть и прямое доказательство любви двора к художнику простого происхождения: коронационный портрет Екатерины II был поручен именно Федору Рокотову, и Екатерина II считала этот портрет одним из самых удачных среди своих многочисленных изображений.
Ф.Рокотов. Портрет Екатерины II. Масло. Холст. 155,5х139 см. 1763
Работы Рокотова знать оценила по достоинству: в 1765 году он был избран академиком, и на долгие века получил звание лучшего русского портретиста «века Просвещения».
И все же, подлинного мастерства, его вершин, Рокотов достигает в длинном ряду женских портретов - они особенно прекрасны!
(Ниже - Слева: Портрет Варвары Суровцевой. 1780, в середине - Портрет Прасковьи Николаевны Ланской. 1790, справа - Портрет Е.Н.Орловой. 1779)
Портрет А.П.Струйской - лучший из лучших - его героиня возвышенная одухотворенная молодая женщина, ее фигура - необычайно легкая и воздушная. Это - шедевр, не случайно портрет называют «Русская Джоконда». И, что характерно для героев Рокотова, возникает любопытство, желание узнать - кто такая Струйская?
Александра Петровна Струйская, в девичестве - Озерова, дочь ничем не примечательного помещика Нижнеломовского уезда Пензенской губернии, была, тем не менее, родственницей влиятельного графа П.Х.Обольянинова, женатого на ее кузине. Граф, как известно, был любимцем Павла I.
Александра Петровна вышла замуж за Николая Еремеевича Струйского в 1772 году, и было ей всего 18 лет. Струйский был богатым пензенским помещиком, любителем поэзии, которого сегодня, наверное, назвали бы графоманом.
Пиит Струйский жил в шикарном доме, названным хозяином Парнасом, в котором обустроил свой творческий кабинет на самом верхнем этаже. Отсюда он обозревал свои угодья, чудесные леса, беседовал со звездами, наблюдал за ежедневными превращениями луны, и, как не без ехидства пишут современники, рифмовал вычурные стихи и иногда спускался с Парнаса лишь для того, чтобы отпечатать их на дорогой бумаге в собственной типографии.
Соседи считали его чудаком и оригиналом. Он странно одевался, витиевато беседовал с окружающими, жил в каком-то другом измерении, но, тем не менее, его красавица жена родила в счастливом браке 18 детей.
Смерть Екатерины II так сильно поразила воображение помещика Струйского, что \"он слег горячкой и умер...\". Нехорошо говорить о покойнике плохо, но, знавший его Державин, написал вот такую эпитафию:
Средь мшистого сего и влажного столь грота,
Пожалуй, мне скажи, могила эта чья?
Поэт тут погребен: по имени струя,
А по стихам - болото.
Однако Александра Петровна была у Струйского не первой - до нее поэт уже был женат на своей ровеснице Олимпиаде Балбековой, с которой обвенчался в 1768 году и жил в Москве.
Но всего лишь год - молодая женщина умерла от родов.
В своих воспоминаниях о первой жене Струйский писал:
Не знающи любви я научал любить!
Твоей мне нежности нельзя по смерть забыть!
Любопытно, что в доме Струйских хранился портрет молодого человека с нежными чертами лица, пышным галстуком и накидкой, драпирующей фигуру. На обороте портрета была загадочная зашифрованная надпись. Ходили слухи, что это тайный плод любви - сын Екатерины II и графа Григория Орлова, родившийся в 1762 году и получивший имя и титул графа Бобринского.
Однако, с помощью рентгена и специальных исследований удалось установить - на самом деле на портрете изображена женщина с татарскими чертами лица и поверх нее написан «неизвестный в треуголке».
И в первом и во втором случае Рокотов писал одно и то же лицо - первую жену Струйского Олимпиаду, в девичестве - Олимпиаду Сергеевну Балбекову.
Ф.Рокотов. Слева - Н.Е.Струйский. 1772, справа - Олимпиада Струйская.
Потеряв жену и дочек-близняшек, Струйский уехал в свое поместье Рузаевку и стал жить затворником.
До тех пор, пока не встретил юную Александру Озерову.
После свадьбы супруги совершили путешествие в Москву, где Николай Ереемевич заказал их фамильные портреты своему старому доброму приятелю, художнику Рокотову. И они вошли в золотой фонд русской портретной живописи.
Удалось ли художнику передать тонкую романтичную натуру провинциального поэта? Судите сами. Однако таинственность - несомненно! Тусклые краски, словно выплывающие из пелены бытия горящие глаза на размытом контуре лица, упрямо сомкнутые губы...
Но, безусловно, еще более загадочен и таинственен портрет юной Александры (самый верхний - справа). Изящный мягкий овал лица, тщательно выписанные летящие брови, легкий румянец на щеках и нежные задумчивые выразительные глаза. Несколько грустные, устремленные в какую-то проблему, о которой ничего не известно.
Сохранилась легенда о любви Рокотова к Струйской, навеянная красками и нежным отношением художника к своей модели. Так ли это? Останется тайной навсегда.
Струйский посвятил своей возлюбленной целый сборник стихотворений-еротоид, где от первой и до последней строчки одни лишь признания в любви к той, которая звалась в стихах Сапфирой. Самое известное из них - «Элегия к Сапфире».
Когда б здесь кто очей твоих прелестных стоил,
Давно б внутрь сердца он тебе сей храм построил,
И в жертву б он себя к тебе и сердце б нес.
Достойна ты себя, Сапфира... и небес.
Почтить твои красы, как смертный, я немею,
Теряюсь я в тебе... тобой я пламенею.
Александра Петровна Струйская пережила своего мужа-поэта на 43 года.
Александра Петровна подарила мужу восемнадцать сыновей и дочерей, из которых четверо были близнецами и десять умерли в младенчестве.
Она была бабушкой поэта А.И.Полежаева - внебрачного ребенка ее сына Леонтия. И только у нее поэт находил ласку и заботу.
До самой смерти в 1838 году Полежаев переписывался с Александрой Петровной и посылал ей свои стихи.
Ей было восемьдесят шесть, когда она тихо умерла во сне. Но, благодаря художнику, навсегда осталась прекрасной, загадочной и очаровательной женщиной - А.П.Струйской с портрета Рокотова.
В одном из номеров журнала \"Русская старина\" Евграф Васильевич Кончин (журналист, автор 12 книг об изобразительной Пушкиниане и художниках) нашел акварельный портрет Александры Петровны, исполненный в 1828 году.
Ей было тогда 74 года. Но, согласитесь - как пишет автор, «по-прежнему привлекают на умном, сосредоточенном лице ее прекрасные глаза, в глубине которых видятся мне рокотовские \"обманы\", покрытые мглою неудач, а в уголках губ угадываются «полуулыбка, полуплач»...
Передо мной прекрасно изданный альбом «Портреты Федора Рокотова» - русская история в лицах.
И в немалой степени именно они передают эпоху русского дворянства - века Просвещения, русской эстетики и обычаев.
Благодаря им, мы имеем возможность представить себе картины давным-давно ушедшей эпохи...
И много лет в какие-то минуты - в разных жизненных обстоятельствах, в размышлениях о прошлом, я часто вспоминаю, среди других, когда-то непонятные, из глубины детства, замечательные и, наверное, бессмертные слова:
Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.
Снимаю перед вами шляпу, бессмертная Александра Петровна Струйская!
Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач...
Слева - Ф.Рокотов. Автопортрет, справа - Портрет А.П.Струйской
Где ты, друг Витька, читавший нам, мальчишкам, стихи, когда мы долгими летними днями купались в Волге, а затем, дрожа от холода, обсыхали и снова бросались в волны проходящего со стороны Каспия вверх или наоборот, вниз, на Каспий, танкера или траулера?
Мы потерялись... И я ничего не знаю о Витьке, Викторе Емельянове, одухотворенном парне из простой семьи, казавшегося нам странным, любившем стихи и читавшем нам, мальчишкам-бездельникам, Евтушенко, Рождественского, Щипачева, Бернса, Гейне, Заболоцкого, Северянина, Сашу Черного...
Знаю только, что увлек его своей любовью к авиации, и он из Астраханского института рыбной промышленности и хозяйства перевелся в авиационный институт, потеряв один год и сменив прибыльную в то время специальность инженера-холодильщика на романтическую авиационного инженера по системам управления.
Знаю также, что он участвовал в знаменитой команде КВН Рижского института инженеров гражданской авиации и стал чемпионом страны. А по окончанию института пошел служить в ВВС. Где ты, Витька?
...Однажды, еще в студенческие времена, помню, пропустив занятия, бродил по залам Третьяковки.
И, уже намереваясь уйти, прошел мимо показавшегося мне вначале ничем не примечательного на вид портрета, даже не удосужившись наклониться и прочитать фамилию автора - мол, приду в другой раз, все сразу все равно охватить невозможно.
Но что-то притянуло меня, словно я почувствовал на себе чьи-то глаза, будто кто-то смотрел мне в спину.
Я оглянулся... И встретился взглядом с красивой женщиной...
Глаза... Они словно выплыли на меня из витькиных стихов, туманного прошлого, которое было уже далеко, где-то там, за плечами, позади. Когда-то, на берегах детства, в компании друзей, многие из которых так и не выбрались на свободу из грабежей и постоянных драк, и их уже давно нет в живых, мне стыдно было признаться, что стихи мне... нравятся.
Я наклонился к медной табличке на портрете и прочел: «Федор Рокотов. Портрет А.П.Струйской. 1772. Холст, масло. 59.8x47.5 см».
И все встало на свои места!
Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?
Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза - как два обмана,
Покрытых мглою неудач.
Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.
Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.
Я все годы помнил стихи талантливого поэта Николая Заболоцкого, но не подозревал, что когда-нибудь встречусь с портретом Той, глаза которой не давали покоя поэту даже два столетия спустя...
Николай Алексеевич Заболоцкий (1903, Казань - 1958, Москва) - русский поэт, родился в семье агронома и сельской учительницы. В третьем классе сельской школы он уже «издавал» свой рукописный журнал и помещал там собственные стихи.
В 1913-1920 учился в реальном училище в провинциальном Уржуме Вятской губернии, увлекался историей, химией, живописью...
В 1920 году, после училища, поступает на медицинское отделение Московского университета. Но любовь к поэзии взяла верх - бросает университет и переезжает в Петроград и поступает на отделение языка и литературы Пединститута имени Герцена.
В 1926 году Заболоцкий пишет первые свои настоящие поэтические произведения. К этому же времени относится его увлечение живописью Филонова, Шагала, Брейгеля, Ларионова. Он учится необычному: видеть мир глазами художника. В 1927 году вместе с Даниилом Хармсом и несколькими сподвижниками создает литературную группу в традициях русского футуризма. В 1938 году поэт репрессирован, в 1944 - освобожден.
Заболоцкий широко известен также как замечательный переводчик грузинской литературы - \"Слова о полку Игореве\", классиков грузинской поэзии - Ш.Руставели, Д.Гурамишвили, Гр.Орбелиани, И.Чавчавадзе, А.Церетели, В.Пшавелы.
Трудно сейчас определить - кому посвятил Николай Заболоцкий свои стихи - самобытному художнику-портретисту Федору Рокотову или богини его жизни Александре Петровне Струйской. Мы об этом, наверное, уже никогда не узнаем.
Одно можно с уверенностью сказать - Александра Петровна Струйская пленяла своей загадочной внешностью не только окружающих вельмож, не только своего, души не чаявшего в ней, мужа, но и покорила художника простого происхождения Федора Рокотова. Правда, к тому времени он был уже академиком живописи.
Федор Степанович Рокотов (1735-1808) - родился в селе Воронцово (ныне на Юго-Западе Москвы, между Ленинским проспектом и улицей Новаторов) в семье крепостных. Записан был как «вольнорожденный», и, по мнению историков, был незаконным «хозяйским» ребенком, то есть, сыном князя П.И.Репнина.
Талантливого юношу Федора Рокотова известный меценат граф Шувалов, покровитель просвещения и искусств в России и один из основателей Академии художеств, рекомендует в Петербургскую Академию художеств, которую тот успешно закончил и вернулся в родную Москву.
Федор Рокотов создал свой оригинальный стиль и тип портрета - камерный интимный, и положил начало эпохи портретов в русской живописи.
Суть стиля - передача не только внешности, но и внутреннего мира человека, теплоту его души, качеств, сути. Герои его портретов словно выступают из пелены тайны человеческой жизни - загадочные, будто окутанные дымкой, со слегка размытыми лицами.
А какие богатые оттенки и тона! Какие изысканные цветовые сочетания! Флер, намек на некую, одному автору известную интимность... И ничего показного, эффектного, броского... И главное - желание художника буквально выпятить внутреннюю красоту человека. Как писал его современник, «Рокотов с удивительным мастерством умел передавать не только «вид лица», но и «нежность сердца».
И высшая знать того времени приняла новый стиль, по тем временам – революционный, и, несмотря на молодость, Федор Рокотов завоевал популярность в кругах вельможной петербургской знати.
Ф.Рокотов. Слева - Великий князь Павел Петрович в детстве. 1761, справа - Петр Федорович, в будущем Петр III. 1763 Его часто приглашали ко двору.
В 1758 году он написал портрет великого князя Петра Федоровича (будущего Петра III), а 3 года спустя, в Петергофе, Рокотов изобразил на холсте портрет 7-летнего Павла Петровича, будущего императора Павла I.
Изобразил капризным, непоседливым, но никак не позирующим.
И в то же время официальным - в красном гвардейском мундире, с голубой лентой ордена Андрея Первозванного, в отороченной горностаем мантии.
Есть и прямое доказательство любви двора к художнику простого происхождения: коронационный портрет Екатерины II был поручен именно Федору Рокотову, и Екатерина II считала этот портрет одним из самых удачных среди своих многочисленных изображений.
Ф.Рокотов. Портрет Екатерины II. Масло. Холст. 155,5х139 см. 1763 Работы Рокотова знать оценила по достоинству: в 1765 году он был избран академиком, и на долгие века получил звание лучшего русского портретиста «века Просвещения».
И все же, подлинного мастерства, его вершин, Рокотов достигает в длинном ряду женских портретов - они особенно прекрасны!
(Ниже - Слева: Портрет Варвары Суровцевой. 1780, в середине - Портрет Прасковьи Николаевны Ланской. 1790, справа - Портрет Е.Н.Орловой. 1779)
Портрет А.П.Струйской - лучший из лучших - его героиня возвышенная одухотворенная молодая женщина, ее фигура - необычайно легкая и воздушная. Это - шедевр, не случайно портрет называют «Русская Джоконда». И, что характерно для героев Рокотова, возникает любопытство, желание узнать - кто такая Струйская?
Александра Петровна Струйская, в девичестве - Озерова, дочь ничем не примечательного помещика Нижнеломовского уезда Пензенской губернии, была, тем не менее, родственницей влиятельного графа П.Х.Обольянинова, женатого на ее кузине. Граф, как известно, был любимцем Павла I. Александра Петровна вышла замуж за Николая Еремеевича Струйского в 1772 году, и было ей всего 18 лет. Струйский был богатым пензенским помещиком, любителем поэзии, которого сегодня, наверное, назвали бы графоманом.
Пиит Струйский жил в шикарном доме, названным хозяином Парнасом, в котором обустроил свой творческий кабинет на самом верхнем этаже. Отсюда он обозревал свои угодья, чудесные леса, беседовал со звездами, наблюдал за ежедневными превращениями луны, и, как не без ехидства пишут современники, рифмовал вычурные стихи и иногда спускался с Парнаса лишь для того, чтобы отпечатать их на дорогой бумаге в собственной типографии.
Соседи считали его чудаком и оригиналом. Он странно одевался, витиевато беседовал с окружающими, жил в каком-то другом измерении, но, тем не менее, его красавица жена родила в счастливом браке 18 детей.
Смерть Екатерины II так сильно поразила воображение помещика Струйского, что \"он слег горячкой и умер...\". Нехорошо говорить о покойнике плохо, но, знавший его Державин, написал вот такую эпитафию:
Средь мшистого сего и влажного столь грота,
Пожалуй, мне скажи, могила эта чья?
Поэт тут погребен: по имени струя,
А по стихам - болото.
Однако Александра Петровна была у Струйского не первой - до нее поэт уже был женат на своей ровеснице Олимпиаде Балбековой, с которой обвенчался в 1768 году и жил в Москве.
Но всего лишь год - молодая женщина умерла от родов.
В своих воспоминаниях о первой жене Струйский писал:
Не знающи любви я научал любить!
Твоей мне нежности нельзя по смерть забыть!
Любопытно, что в доме Струйских хранился портрет молодого человека с нежными чертами лица, пышным галстуком и накидкой, драпирующей фигуру. На обороте портрета была загадочная зашифрованная надпись. Ходили слухи, что это тайный плод любви - сын Екатерины II и графа Григория Орлова, родившийся в 1762 году и получивший имя и титул графа Бобринского.
Однако, с помощью рентгена и специальных исследований удалось установить - на самом деле на портрете изображена женщина с татарскими чертами лица и поверх нее написан «неизвестный в треуголке».
И в первом и во втором случае Рокотов писал одно и то же лицо - первую жену Струйского Олимпиаду, в девичестве - Олимпиаду Сергеевну Балбекову.
Ф.Рокотов. Слева - Н.Е.Струйский. 1772, справа - Олимпиада Струйская. Потеряв жену и дочек-близняшек, Струйский уехал в свое поместье Рузаевку и стал жить затворником.
До тех пор, пока не встретил юную Александру Озерову.
После свадьбы супруги совершили путешествие в Москву, где Николай Ереемевич заказал их фамильные портреты своему старому доброму приятелю, художнику Рокотову. И они вошли в золотой фонд русской портретной живописи.
Удалось ли художнику передать тонкую романтичную натуру провинциального поэта? Судите сами. Однако таинственность - несомненно! Тусклые краски, словно выплывающие из пелены бытия горящие глаза на размытом контуре лица, упрямо сомкнутые губы...
Но, безусловно, еще более загадочен и таинственен портрет юной Александры (самый верхний - справа). Изящный мягкий овал лица, тщательно выписанные летящие брови, легкий румянец на щеках и нежные задумчивые выразительные глаза. Несколько грустные, устремленные в какую-то проблему, о которой ничего не известно.
Сохранилась легенда о любви Рокотова к Струйской, навеянная красками и нежным отношением художника к своей модели. Так ли это? Останется тайной навсегда.
Струйский посвятил своей возлюбленной целый сборник стихотворений-еротоид, где от первой и до последней строчки одни лишь признания в любви к той, которая звалась в стихах Сапфирой. Самое известное из них - «Элегия к Сапфире».
Когда б здесь кто очей твоих прелестных стоил,
Давно б внутрь сердца он тебе сей храм построил,
И в жертву б он себя к тебе и сердце б нес.
Достойна ты себя, Сапфира... и небес.
Почтить твои красы, как смертный, я немею,
Теряюсь я в тебе... тобой я пламенею.
Александра Петровна Струйская пережила своего мужа-поэта на 43 года.
Александра Петровна подарила мужу восемнадцать сыновей и дочерей, из которых четверо были близнецами и десять умерли в младенчестве.
Она была бабушкой поэта А.И.Полежаева - внебрачного ребенка ее сына Леонтия. И только у нее поэт находил ласку и заботу.
До самой смерти в 1838 году Полежаев переписывался с Александрой Петровной и посылал ей свои стихи.
Ей было восемьдесят шесть, когда она тихо умерла во сне. Но, благодаря художнику, навсегда осталась прекрасной, загадочной и очаровательной женщиной - А.П.Струйской с портрета Рокотова.
В одном из номеров журнала \"Русская старина\" Евграф Васильевич Кончин (журналист, автор 12 книг об изобразительной Пушкиниане и художниках) нашел акварельный портрет Александры Петровны, исполненный в 1828 году. Ей было тогда 74 года. Но, согласитесь - как пишет автор, «по-прежнему привлекают на умном, сосредоточенном лице ее прекрасные глаза, в глубине которых видятся мне рокотовские \"обманы\", покрытые мглою неудач, а в уголках губ угадываются «полуулыбка, полуплач»...
Передо мной прекрасно изданный альбом «Портреты Федора Рокотова» - русская история в лицах.
И в немалой степени именно они передают эпоху русского дворянства - века Просвещения, русской эстетики и обычаев.
Благодаря им, мы имеем возможность представить себе картины давным-давно ушедшей эпохи...
И много лет в какие-то минуты - в разных жизненных обстоятельствах, в размышлениях о прошлом, я часто вспоминаю, среди других, когда-то непонятные, из глубины детства, замечательные и, наверное, бессмертные слова:
Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.
Снимаю перед вами шляпу, бессмертная Александра Петровна Струйская!
