Святая к музыке любовь
Статья из архива
Чтобы скоротать время до начала концерта и унять волнение, как лихорадка сотрясавшее всего Беляева, он решил отвлечься и пройти к стальной, решётчатой башне невероятной высоты, строительство которой по проекту инженера Эйфеля было закончено перед открытием Всемирной выставки в Париже.
Впечатление от видов Парижа и от самой башни, увиденных Беляевым со смотровой площадки, куда он добрался по лестнице, были такими неизгладимыми, что вспоминались потом всю жизнь и вызывали удивление.
После этого он долго бродил вокруг башни, а когда до его слуха дошел гул толпы, он выхватил карманные часы, и лихорадка волнения вновь охватила его.
Наступал великий час, вершина его жизни, к которой он так долго шёл и готовился.
Лавируя в густой толпе посетителей Всемирной выставки, Беляев торопился к грандиозному Дворцу промышленности, в котором располагался концертный зал.
Дворец Трокадеро был создан для таких мероприятий. Его фасад был украшен 22-я аллегорическими скульптурами «Статуи власти», которые означали страны, оказывавшие влияние на мировое развитие в те времена.
Была среди них и высокая белая статуя женщины в развевающихся одеждах, и у ног её стоял щит с геральдическими знаками русского императорского дома.
Беляев быстро прошёл внутрь дворца и направился в фойе концертного зала. Здесь в этот вечер царила русская реклама.
Вот создатель русского виноделия в Крыму князь Лев Сергеевич Голицын, член жюри на выставке вин, его столы уставлены марочными винами, в том числе вином «Коронационное», которое обожал Беляев.
В другой стороне фойе стояли разновысокие стойки с многочисленными флаконами духов от парфюмерной фабрики Брокара, и благоухание модной «Персидской сирени» преследовало посетителей до дверей концертного зала.
Ближе к входу в него поблескивали своими боками самовары разных форм и размеров, изготовленных на заводах Баташева, и их окружала толпа иностранцев, угощавшихся многими сортами мёда, варенья, запивая их чаем.
Рядом размещались длинные этажерки с изумительными безделушками из натуральных уральских камней: инкрустированные малахитовые шкатулки, статуэтки из горного хрусталя, вазы с букетами цветов из хризолита, разноцветного опала и аметиста, женские украшения из розового берилла.
И, наконец, целый ряд столов были заставлены пюпитрами с партитурами русских опер, симфоний, концертов, высились стопки музыкальных альбомов и нотных изданий.
Но Беляеву было не до этого. Он промчался в зал и возле сцены увидал группу людей, к которым так спешил. Здесь был весь цвет русской музыки последней четверти 19 века, весь беляевский кружок, его друзья – композиторы, которые собирались по пятницам на музыкальные вечера в его доме в Петербурге.
Их произведения должны были исполняться на двух русских концертах 22 и 29 июня 1889 года на Всемирной выставке в Париже.
Для большинства из них это событие было вершиной, апогеем их жизни, это было историческое событие – выход русской музыки на мировую арену.
Их музыка должна была исполняться в колоссальном зале на 4500 зрителей и его заполняла публика, приехавшая на Всемирную выставку из 38 стран.
В этой группе стояли те, кого впоследствии мир будет считать корифеями, пройдёт немного времени и их гениальные музыкальные произведения станут исполняться во всём мире.
Здесь был Пётр Ильич Чайковский, он должен был дирижировать оркестром при исполнении произведений уже ушедших от нас Глинки, Мусоргского, Бородина. В группе находился маститый учитель и наставник многих композиторов, в прошлом глава «Могучей кучки» - М.А.Балакирев. Приехал в Париж и Н.А.Римский-Корсаков, чтобы солировать в своём Концерте для фортепиано с оркестром и дирижировать «Испанским каприччио».
Молодые композиторы Анатолий Лядов и Сергей Танеев приехали, чтобы исполнить свои произведения, а музыкальный критик Цезарь Кюи, обладавший огромным влиянием в музыкальном мире России, намеревался пропагандировать русскую симфоническую музыку в Европе.
Митрофан Петрович Беляев… Беляевский музыкальный кружок… Беляевские концерты в Петербурге… Беляевская премия имени Глинки… Почти забытое сегодня имя…
А ведь именно благодаря ему состоялись два русских концерта на Парижской всемирной выставке в 1889 году, имевшие шумный успех, впервые познакомившие Европу и мир с русской симфонической музыкой.
Именно Беляев, бывший лесопромышленник, не композитор, не дирижёр, не виртуозный музыкальный солист, а просто альтист-любитель, проделал гигантскую работу по подготовке и проведению этих двух концертов.
В его собственном нотном издательстве в Лейпциге были отпечатаны сотни партитур всех исполняемых произведений и во множестве ящиков привезены в Париж. Он нанял и оплатил один из лучших французских оркестров задолго до концертов. А чтобы авторы провели свои репетиции, Беляев оплатил аренду огромного концертного зала, проезд и гостиницу для композиторов и хора Мариинского театра. Оплатил он также и рекламу российских концертов во Франции.
Почему это и многое другое он делал для русских композиторов? Почему на их продвижение он в большом количестве тратил личные средства, силы, энергию, даже здоровье?
Беляеву были присущи черты благородного бескорыстия и доброты, натура его была эмоциональная, романтичная, душа навсегда очарована музыкой, она была для него наваждением.
Беляев прекрасно сознавал всю гениальную талантливость, самобытность, отличительную особенность русской симфонической музыки. Он искренне хотел и реально смог, ибо был очень богатым человеком, многое сделать для русских композиторов и музыкантов-виртуозов.
Но посмотрим на панораму огромного зрительного зала во дворце Трокадеро, где на сцене оркестранты настраивают инструменты, а зрители усаживаются на свои места.
Зал переполнен... Здесь присутствуют члены французского правительства, дипломатический корпус, пресса, большая русская колония, два ряда кресел занимают офицеры и матросы броненосного фрегата «Петропавловск», стоящего у причала Гавра на ремонте. В рядах кое-где мелькают необычные яркие одежды и головные уборы людей, прибывших из азиатских и африканских стран.
И полились чарующие звуки… Зазвучала необычная, волнующая, иногда бурная, вихревая, иногда мягкая, лирическая музыка. То ласковые, покачивающиеся мелодии баркаролы, то скерцо с быстрым темпом, с резкой сменой мелодий.
А вот блестящая, виртуозная музыка с капризными переливами – «Испанское каприччио» Римского–Корсакова, где попеременно солируют разные группы инструментов, и каждый раз с новым нюансом.
В этом музыкальном каскаде слышны кастаньеты, перезвоны ксилофона, ритмичные позвякивания треугольника, и это создаёт музыке задор, живость, блеск!
Настоящий шедевр оркестровых звучаний! Недаром в скором времени это произведение стало одной из жемчужин мировой музыки.
Зазвучали мягкие переливы песни венецианского гондольера – баркаролы «Июнь» из «Времён года», этот пленительно-прекрасный фортепианный шедевр исполнил автор – Пётр Ильич Чайковский. Неподражаемая игра виртуоза блистала и трепетала, нарастая от еле слышного пиано до красивого фортиссимо. Волшебная, совершенная музыка!
Затем была исполнена «Камаринская» М.Глинки – фантазия на темы двух русских народных песен – свадебной лирической «Из-за гор, гор высоких» и бойкой, плясовой, с чередой различных ритмов и настроений, с самобытным, национальным колоритом.
Но необыкновенное, просто потрясающее впечатление произвели на слушателей «Половецкие пляски» из оперы А.П.Бородина «Князь Игорь» – азартная, красочная музыка плясок, сопровождавшаяся хором.
Половецкий хан, в плену которого находится князь Игорь, предлагает ему дружбу, но князю не нужны ни богатые дары, ни красавицы-наложницы - его мысли только о свободе.
Тогда хан приказывает танцорам и певцам развеять его тоску, и начинаются половецкие пляски.
Сначала идет мелодия плавного, но выразительного женского танца, затем вступает хор, темп музыки и пения постепенно нарастает, начинается темпераментный, стихийный, необузданный мужской танец, который сменяется лёгкой, стремительной мелодией пляски мальчиков. Постепенно все группы танцующих, как и звуки музыки, перемешавшись, втягиваются в ускоряющийся, буйный, вихревой хоровод.
Зрители в зале поражены, в восторге от этой необыкновенной красочной восточной музыки.
И вообще, весь грандиозный каскад небывалой, талантливой, оригинальной русской музыки ошеломлял, шокировал слушателей.
- «Браво! Брависсимо!» - кричали из зала.
Публика не расходилась, аплодировала стоя.
После окончания концертов нотные издания произведений русских композиторов охотно раскупались публикой.
Во время концертов Беляев сидел в партере рядом с женой и дочерью. Он так остро ощущал и впитывал волны чудной, волшебной музыки, его волнение и восторг были так велики, что он не замечал ничего вокруг, не замечал даже, что его глаза полны слёз.
Никогда ранее Беляев не испытывал ничего подобного. Он ощущал минуты до самозабвения полного счастья, его душа была переполнена любовью к гениальным друзьям – композиторам, к прекрасному миру, в котором возможно такое чудо, к жизни, что дарит такие великие мгновения восторга и гордости. Она то замирала, то возносилась ввысь, ликовала, бесновалась, грустила и пела вместе с великой музыкой.
На следующий день парижские газеты восторженно отзывались о музыке русских композиторов, а критик В.В.Стасов в Петербурге писал о «…поразительном эффекте на парижскую публику…» двух русских концертов на Всемирной выставке.
Так русская симфоническая музыка начала завоёвывать своё достойное место в мировой культуре.
Чтобы скоротать время до начала концерта и унять волнение, как лихорадка сотрясавшее всего Беляева, он решил отвлечься и пройти к стальной, решётчатой башне невероятной высоты, строительство которой по проекту инженера Эйфеля было закончено перед открытием Всемирной выставки в Париже.
Впечатление от видов Парижа и от самой башни, увиденных Беляевым со смотровой площадки, куда он добрался по лестнице, были такими неизгладимыми, что вспоминались потом всю жизнь и вызывали удивление.
После этого он долго бродил вокруг башни, а когда до его слуха дошел гул толпы, он выхватил карманные часы, и лихорадка волнения вновь охватила его.
Наступал великий час, вершина его жизни, к которой он так долго шёл и готовился.
Лавируя в густой толпе посетителей Всемирной выставки, Беляев торопился к грандиозному Дворцу промышленности, в котором располагался концертный зал.
Дворец Трокадеро был создан для таких мероприятий. Его фасад был украшен 22-я аллегорическими скульптурами «Статуи власти», которые означали страны, оказывавшие влияние на мировое развитие в те времена.
Была среди них и высокая белая статуя женщины в развевающихся одеждах, и у ног её стоял щит с геральдическими знаками русского императорского дома.
Беляев быстро прошёл внутрь дворца и направился в фойе концертного зала. Здесь в этот вечер царила русская реклама.
Вот создатель русского виноделия в Крыму князь Лев Сергеевич Голицын, член жюри на выставке вин, его столы уставлены марочными винами, в том числе вином «Коронационное», которое обожал Беляев.
В другой стороне фойе стояли разновысокие стойки с многочисленными флаконами духов от парфюмерной фабрики Брокара, и благоухание модной «Персидской сирени» преследовало посетителей до дверей концертного зала.
Ближе к входу в него поблескивали своими боками самовары разных форм и размеров, изготовленных на заводах Баташева, и их окружала толпа иностранцев, угощавшихся многими сортами мёда, варенья, запивая их чаем.
Рядом размещались длинные этажерки с изумительными безделушками из натуральных уральских камней: инкрустированные малахитовые шкатулки, статуэтки из горного хрусталя, вазы с букетами цветов из хризолита, разноцветного опала и аметиста, женские украшения из розового берилла.
И, наконец, целый ряд столов были заставлены пюпитрами с партитурами русских опер, симфоний, концертов, высились стопки музыкальных альбомов и нотных изданий.
Но Беляеву было не до этого. Он промчался в зал и возле сцены увидал группу людей, к которым так спешил. Здесь был весь цвет русской музыки последней четверти 19 века, весь беляевский кружок, его друзья – композиторы, которые собирались по пятницам на музыкальные вечера в его доме в Петербурге.
Их произведения должны были исполняться на двух русских концертах 22 и 29 июня 1889 года на Всемирной выставке в Париже.
Для большинства из них это событие было вершиной, апогеем их жизни, это было историческое событие – выход русской музыки на мировую арену.
Их музыка должна была исполняться в колоссальном зале на 4500 зрителей и его заполняла публика, приехавшая на Всемирную выставку из 38 стран.
В этой группе стояли те, кого впоследствии мир будет считать корифеями, пройдёт немного времени и их гениальные музыкальные произведения станут исполняться во всём мире.
Здесь был Пётр Ильич Чайковский, он должен был дирижировать оркестром при исполнении произведений уже ушедших от нас Глинки, Мусоргского, Бородина. В группе находился маститый учитель и наставник многих композиторов, в прошлом глава «Могучей кучки» - М.А.Балакирев. Приехал в Париж и Н.А.Римский-Корсаков, чтобы солировать в своём Концерте для фортепиано с оркестром и дирижировать «Испанским каприччио».
Молодые композиторы Анатолий Лядов и Сергей Танеев приехали, чтобы исполнить свои произведения, а музыкальный критик Цезарь Кюи, обладавший огромным влиянием в музыкальном мире России, намеревался пропагандировать русскую симфоническую музыку в Европе.
Митрофан Петрович Беляев… Беляевский музыкальный кружок… Беляевские концерты в Петербурге… Беляевская премия имени Глинки… Почти забытое сегодня имя…
А ведь именно благодаря ему состоялись два русских концерта на Парижской всемирной выставке в 1889 году, имевшие шумный успех, впервые познакомившие Европу и мир с русской симфонической музыкой.
Именно Беляев, бывший лесопромышленник, не композитор, не дирижёр, не виртуозный музыкальный солист, а просто альтист-любитель, проделал гигантскую работу по подготовке и проведению этих двух концертов.
В его собственном нотном издательстве в Лейпциге были отпечатаны сотни партитур всех исполняемых произведений и во множестве ящиков привезены в Париж. Он нанял и оплатил один из лучших французских оркестров задолго до концертов. А чтобы авторы провели свои репетиции, Беляев оплатил аренду огромного концертного зала, проезд и гостиницу для композиторов и хора Мариинского театра. Оплатил он также и рекламу российских концертов во Франции.
Почему это и многое другое он делал для русских композиторов? Почему на их продвижение он в большом количестве тратил личные средства, силы, энергию, даже здоровье?
Беляеву были присущи черты благородного бескорыстия и доброты, натура его была эмоциональная, романтичная, душа навсегда очарована музыкой, она была для него наваждением.
Беляев прекрасно сознавал всю гениальную талантливость, самобытность, отличительную особенность русской симфонической музыки. Он искренне хотел и реально смог, ибо был очень богатым человеком, многое сделать для русских композиторов и музыкантов-виртуозов.
Но посмотрим на панораму огромного зрительного зала во дворце Трокадеро, где на сцене оркестранты настраивают инструменты, а зрители усаживаются на свои места.
Зал переполнен... Здесь присутствуют члены французского правительства, дипломатический корпус, пресса, большая русская колония, два ряда кресел занимают офицеры и матросы броненосного фрегата «Петропавловск», стоящего у причала Гавра на ремонте. В рядах кое-где мелькают необычные яркие одежды и головные уборы людей, прибывших из азиатских и африканских стран.
И полились чарующие звуки… Зазвучала необычная, волнующая, иногда бурная, вихревая, иногда мягкая, лирическая музыка. То ласковые, покачивающиеся мелодии баркаролы, то скерцо с быстрым темпом, с резкой сменой мелодий.
А вот блестящая, виртуозная музыка с капризными переливами – «Испанское каприччио» Римского–Корсакова, где попеременно солируют разные группы инструментов, и каждый раз с новым нюансом.
В этом музыкальном каскаде слышны кастаньеты, перезвоны ксилофона, ритмичные позвякивания треугольника, и это создаёт музыке задор, живость, блеск!
Настоящий шедевр оркестровых звучаний! Недаром в скором времени это произведение стало одной из жемчужин мировой музыки.
Зазвучали мягкие переливы песни венецианского гондольера – баркаролы «Июнь» из «Времён года», этот пленительно-прекрасный фортепианный шедевр исполнил автор – Пётр Ильич Чайковский. Неподражаемая игра виртуоза блистала и трепетала, нарастая от еле слышного пиано до красивого фортиссимо. Волшебная, совершенная музыка!
Затем была исполнена «Камаринская» М.Глинки – фантазия на темы двух русских народных песен – свадебной лирической «Из-за гор, гор высоких» и бойкой, плясовой, с чередой различных ритмов и настроений, с самобытным, национальным колоритом.
Но необыкновенное, просто потрясающее впечатление произвели на слушателей «Половецкие пляски» из оперы А.П.Бородина «Князь Игорь» – азартная, красочная музыка плясок, сопровождавшаяся хором.
Половецкий хан, в плену которого находится князь Игорь, предлагает ему дружбу, но князю не нужны ни богатые дары, ни красавицы-наложницы - его мысли только о свободе.
Тогда хан приказывает танцорам и певцам развеять его тоску, и начинаются половецкие пляски.
Сначала идет мелодия плавного, но выразительного женского танца, затем вступает хор, темп музыки и пения постепенно нарастает, начинается темпераментный, стихийный, необузданный мужской танец, который сменяется лёгкой, стремительной мелодией пляски мальчиков. Постепенно все группы танцующих, как и звуки музыки, перемешавшись, втягиваются в ускоряющийся, буйный, вихревой хоровод.
Зрители в зале поражены, в восторге от этой необыкновенной красочной восточной музыки.
И вообще, весь грандиозный каскад небывалой, талантливой, оригинальной русской музыки ошеломлял, шокировал слушателей.
- «Браво! Брависсимо!» - кричали из зала.
Публика не расходилась, аплодировала стоя.
После окончания концертов нотные издания произведений русских композиторов охотно раскупались публикой.
Во время концертов Беляев сидел в партере рядом с женой и дочерью. Он так остро ощущал и впитывал волны чудной, волшебной музыки, его волнение и восторг были так велики, что он не замечал ничего вокруг, не замечал даже, что его глаза полны слёз.
Никогда ранее Беляев не испытывал ничего подобного. Он ощущал минуты до самозабвения полного счастья, его душа была переполнена любовью к гениальным друзьям – композиторам, к прекрасному миру, в котором возможно такое чудо, к жизни, что дарит такие великие мгновения восторга и гордости. Она то замирала, то возносилась ввысь, ликовала, бесновалась, грустила и пела вместе с великой музыкой.
На следующий день парижские газеты восторженно отзывались о музыке русских композиторов, а критик В.В.Стасов в Петербурге писал о «…поразительном эффекте на парижскую публику…» двух русских концертов на Всемирной выставке.
Так русская симфоническая музыка начала завоёвывать своё достойное место в мировой культуре.
